Outra vez tomou Ricardo Reis a temperatura, continuava com febre, depois tossiu, arranjei-a bonita, não há dúvida. O dia, que tanto parecera demorar, abriu-se de súbito como uma porta rápida, o murmúrio do hotel juntou-se ao da cidade, segunda-feira de carnaval, dia seguinte, em que quarto ou cova estará acordando ou ainda dorme o esqueleto do I3airro Alto, se calhar nem se despiu, assim como andara pelas ruas se meteu na cama, também dorme sozinho, coitado, mulher viva largaria aos gritos se entre lençóis um ósseo braço a cingisse, mesmo do amado, Nada somos que valha, somo-lo mais que em vão, estes versos, recordados, disse-os Ricardo Reis em voz alta, repetiu-os murmurando, depois pensou, Tenho de me levantar, não ia ficar deitado todo o dia, constipação ou gripe não pedem mais que resguardo, remédios poucos.
Рикардо Рейс во второй раз измерил температуру - жар не спадал - закашлялся, и день, так долго медливший со своим появлением, вдруг настал, открылся, словно толчком распахнутая дверь, приглушенное бормотание пробуждающегося отеля слилось с шумом на улице: понедельник, второй день карнавала, а вот любопытно, в какой комнате или могиле просыпается или все еще спит давешний скелет, он, вероятно, и раздеваться не стал, улегся в постель в чем был, в чем бродил по улицам, а спит он, бедняга, тоже один, будь у него жена, она бы с воплем отпрянула, если бы под простыней обхватила ее костяная рука - что ж с того, что это рука любимого супруга? Надо встать, подумал Рикардо Рейс, нельзя валяться целый день в постели, от гриппа или от простуды не умирают и особенно не лечатся.